Что делать, если судья не подчиняется Конституции РФ и федеральным законам?

Для того чтобы в России господствовал Закон, Конституция РФ, признавая высшей ценностью человека, его права и свободы, предоставила широкие полномочия судьям в применении к индивидуальному случаю уже существующий закон, защитив их от влияния любого властного органа.В статье 120 Конституции РФ прямо указано, что судьи независимы и подчиняются только Конституции РФ и федеральному закону. Поэтому никто не вправе вмешиваться в деятельность судов. Средства массовой информации уделяют больше всего внимания такому понятью, как «независимость судей», но при этом никто не замечает главного - насколько судьи исполняют требования подчиняться в своей деятельности Конституции РФ и федеральным законам. В статье 49 Конституции РФ устанавливается, что виновность обвиняемого должна быть доказана в предусмотренном федеральным законом порядке. Порядок уголовного судопроизводства установлен в Уголовно-процессуальном кодексе РФ (УПК РФ) и в статье 1 УПК РФ указано, что порядок уголовного судопроизводства, является обязательным для судов.

В этой связи не может не возникать вопрос о том, а как же защититься от судьи, который свои убеждения считает выше требований Конституции РФ и федеральных законов, игнорирует требования Конституции РФ и федеральных законов, нарушая своими действиями (бездействием) установленный порядок судопроизводства и принимает незаконные и необоснованные решения? Правоприменительная практика свидетельствует о том, что такое поведение судей и принимаемые ими решения не такая уж редкость. Для борьбы с судебным произволом иногда используется процедура отвода судьи, предусмотренная в ст. 61,64,65 УПК РФ.

Анализ судебной практики свидетельствует о том, что попытки отвести судью, который, осуществляя «правосудие», не подчиняется Конституции РФ и федеральным законам, что дает основания полагать, что он не только лично и прямо заинтересован в исходе данного дела, но и не способен выполнять обязанности судьи, заканчиваются тем, что «себя любимого» он никогда не отведет, поскольку отвод, заявленный судье, разрешается им же.

Характерным примером сказанному являются решения судьи, принятые по моим заявлениям об отводе судьи Л. Тушинского районного суда г. Москвы, в котором в настоящее время рассматривается дело по обвинению Костюхина А.А. Заявляя об отводе судьи Л. я указал, что согласно ч. 2 ст. 61 УПК РФ судья не может участвовать в рассмотрении дела, если имеются обстоятельства, дающие основания полагать, что он лично и прямо заинтересован в исходе данного дела. Обосновывая свое заявления, я указал на то, что во время проведения предварительного слушания я заявил обоснованный отвод государственному обвинителю И. Отвод был поддержан всеми участниками процесса, включая и государственного обвинителя И., заявившего в суде, что «находит заявленное ходатайство обоснованным».

Тем самым, государственный обвинитель согласился с тем, что его подчиненность руководству прокуратуры г. Москвы не позволит ему действовать, не считаясь с действиями и решениями, принимаемыми по делу зам. прокурора г. Москвы, осуществлявшим надзор за процессуальной деятельностью по делу и утвердившим обвинительное заключение, без исключения из уголовного дела доказательств, полученных с нарушением Конституции РФ и федеральных законов.

Так в дальнейшем и произошло. Когда я заявил ходатайство об исключении из дела доказательств, полученных с нарушением Конституции РФ и федеральных законов, государственный обвинитель против этого возражал. Судья вынес постановление об отказе в удовлетворении моего обоснованного заявления об отводе государственного обвинителя И., не опровергнув ни одного из доводов, изложенных в заявлении об отводе государственного обвинителя и не считаясь с тем, что сам государственный обвинитель не возражал против его отвода, поскольку считал отвод обоснованным. В заявлении об отводе судье я также указал, что во время судебного заседания заявил обоснованные письменные ходатайства:

- о возвращении уголовного дела прокурору, указав на то, что обвинительное заключение составлено с нарушением требований УПК РФ, что исключает возможность постановления судом приговора (ст. 237 УПК РФ). Прокурором не были опровергнуты мои доводы, изложенные в этом ходатайстве, но судья отказал в его удовлетворении;

- об освобождении моего подзащитного из-под стражи и представил суду письменные доказательства, подтверждающие факт незаконного лишения его свободы. Государственный обвинитель не опроверг факта того, что Костюхин А.А.. содержится под стражей незаконно. Поэтому судья, руководствуясь ст. 10 и 100 УПК РФ обязан был немедленно освободить его из-под стражи. Однако судья отказал и в этом ходатайстве. Более того, имея письменные доказательства того, что Костюхин А.А. содержится под стражей неправомерно, судья своим постановлением срок заключения под стражей установил на 6 месяцев с 22 августа 2008 г. по 22 февраля 2009 г.;

- об исключении из дела доказательств, полученных с нарушением требований Конституции РФ и порядка уголовного судопроизводства, установленного УПК РФ. Государственным обвинителем не были опровергнуты мои доводы, которыми обосновывалась необходимость исключения изложенных в моем письменном ходатайстве доказательств, но судья отказал в удовлетворении и этого ходатайства. Свое решение судья мотивировал тем, что «исключение доказательств не может быть разрешено только на анализе доказательств, приведенных только стороной защиты в ходе досудебной подготовки к рассмотрению дела по существу».

Такие суждения суда не соответствуют требованиям ст. 49 и 50 Конституции РФ, обязывающей при осуществлении правосудия не допускать использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона. Материалы дела доказывают, что без учета требований ст. 75 УПК РФ, полученные с нарушением требований УПК РФ доказательства, были положены в основу обвинения Костюхина А.А. Прокурор, утвердил обвинительное заключение, не считаясь даже с п. 1.12 Приказа «Об организации прокурорского надзора за процессуальной деятельностью органов предварительного следствия» от 6 сентября 2007 г. № 136, которым прокурорам предписывается при выявлении в уголовном деле доказательств, полученных с нарушением норм уголовно-процессуального законодательства, в соответствии с ч. 3 ст. 88 УПК РФ выносить мотивированное постановление о признании таких доказательств недопустимыми и исключении их из обвинительного заключения. При таких обстоятельствах не допустить использование доказательств, полученных с нарушением требований УПК РФ, при осуществлении правосудия оставалось только по правилам ст. 235 УПК РФ. Я заявил письменное обоснованное ходатайство, выполнив все требования ст. 235 УПК РФ и, передав его копию другой стороне. По поводу данного ходатайства государственный обвинитель заявил, что «на предварительном заседании не изучаются письменные материалы дела и показания свидетелей». Такие суждения прокурора не соответствует положениям ст. 235 УПК РФ и ст. 49 и 50 Конституции РФ и приведенным в ходатайстве доводам, а также явно свидетельствовали о том, что мой отвод государственному обвинителю был обоснованным.

Но судья, без учета требований ч.3 ст. 15, ст. 29 и ч. 4 ст. 235 УПК РФ, взял на себя функцию государственного обвинителя по опровержению доводов, представленных стороной защиты о том, что проведения опознания Костюхина А.А. проводилось с нарушением требований УПК РФ, так как прокурор фактически уклонился от этой обязанности. При этом судья в своем постановлении указал, что «процессуальные документы не являются доказательствами по делу, они определяют ход расследования уголовного дела». Такие суждения судьи не соответствуют требованиям п.5 и 6 ч.2 ст. 74, ст. 83 и 84 УПК РФ, устанавливающим, что доказательствами по уголовному делу являются любые сведения, на основе которых суд, в порядке, определенном УПК РФ устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию по уголовному делу, что в качестве доказательств допускаются протоколы следственных действий и иные документы, если изложенные в них сведения имеют значение для установления обстоятельств, указанных в ст. 73 УПК РФ.

Кроме того, суждение суда о том, что процессуальные документы не являются доказательствами по делу, не соответствуют и требованиям, предъявляемым к таким процессуальным документам, как протоколы следственных действий (ст. 164,166 УПК РФ). Более того, ст. 83 УПК РФ прямо предписывает, что в качестве доказательств допускаются протоколы следственных действий, если они соответствуют требованиям, установленным УПК РФ. Судья отказал в ходатайстве об исключении из дела доказательств, полученных с нарушением Конституции РФ и федеральных законов, не считаясь с требованиями Конституции РФ, УПК РФ и не опровергнув ни одного из доводов о том, что обвинение 13 декабря 2007 г. Костюхину А.А. не предъявлялось и никаких документов, удостоверяющих факт предъявления ему в этот день обвинения, он не подписывал. Судья проигнорировал и обоснованные доводы о том, что опознание Костюхина А.А. потерпевшими были проведены с нарушением требований УПК РФ, о чем свидетельствуют записи, сделанные в протоколах проведения этих следственных действий,

Такие действия и решения судьи Л. давали все основания полагать о его неподчинении Конституции РФ и федеральному закону. В заявлении об отводе судьи я также указал, что в целях защиты прав и законных интересов своего подзащитного Костюхина А.А. я был вынужден обратиться в квалификационную коллегию судей г. Москвы и к председателю Московского городского суда О.А. Егоровой с просьбой направить представление в квалификационную коллегию судей. В своих обращениях я указал на допущенные судьей Л. нарушения, просил разобраться в сложившейся ситуации и принять меры, в том числе и дисциплинарного характера.

Таким образом, вынуждено предпринятые мною действия в защиту прав Костюхина А.А. могли иметь для судьи Л. неблагоприятные личные последствия, отрицательно повлиять на его дальнейшую профессиональную деятельность. А это значит, и эти обстоятельства давали основания полагать, что судья Л. не может объективно и непредвзято рассматривать уголовное дело, поскольку в сложившейся ситуации судья уже не мог быть лично не заинтересован в исходе дела. Оставив без внимания все мои доводы, судья в своем постановлении указал, что «обстоятельств, исключающих участие в производстве по уголовному делу судьи, защитой не представлено». Судья, которому мной был заявлен обоснованный отвод, сам вынес постановление, которым отказал в своем отводе. При этом судья в постановлении указал, что это постановление обжалованию не подлежит. Но это не соответствует требованиям ст. 33 и 46 Конституции РФ и ч.5 ст. 355 УПК РФ, где дан исчерпывающий перечень постановлений, которые не подлежат обжалованию. Просьба о поручении рассмотрения уголовного дела по обвинению Костюхина А.А. в совершении преступлений другому судье даже не рассматривалась.

Дальнейшие судебные заседания свидетельствовали о том, что подчиняться требованиям Конституции РФ и федеральным законам судья не желает. Поэтому мне пришлось вторично заявить ему отвод, обосновывая его новыми обстоятельствами, которые давали основания полагать, что судья лично и прямо заинтересован в исходе данного уголовного дела. Анализ протоколов и аудиозаписей судебного заседания давал основания полагать, что во время судебного следствия председательствующий по делу судья Л. не соблюдал требований Конституции РФ и процессуального закона, что повлекло нарушение прав моего подзащитного.

Так, когда Костюхин А.А., используя свое право, установленное в ст. 47 УПК РФ уведомил судью о том, что желает заявить подготовленное им ходатайство, то ему было отказано в этом с мотивировкой председательствующего, что «конец рабочего дня». В это время часы показывали 17 час. Тем самым судья нарушил:

- требования ст. 45 Конституции РФ, предоставляющей каждому защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом; требования ст. 49 Конституции РФ о доказывании виновности Костюхина А.А. в порядке, предусмотренном УПК РФ;

- право Костюхина А.А. заявлять ходатайства, установленное в ст. 47 УПК РФ;

- право Костюхина А.А. заявлять ходатайство в любой момент производства по уголовному делу, установленное в ст. 120 УПК РФ;

- обязанность судьи рассмотреть и разрешить ходатайство непосредственно после его заявления, установленную в ст. 121 УПК РФ.

Кроме того, в ходе судебного заседания было установлено, что показания потерпевшего П. и свидетелей Б. и Ц. не соответствуют тем показаниям, что они давали на предварительном следствии. Поэтому, когда я стал задавать им вопросы о том, как проходил их допрос, и читали ли они свои показания перед тем, как их подписать, то председательствующий по делу судья Л., прерывал каждый раз мой допрос потерпевших и свидетелей. Судья Л. сам огласил все три протокола допроса, что были составлены на предварительном следствии. При этом судьей оглашались и сведения, о которых свидетели Б. и Ц. ничего не говорили в ходе их допроса государственным обвинителем. В этих случаях, по ходу оглашения показаний, судья задавал им вопросы: «Это со слов П.?», «П. вам подробно рассказал о том, что с ним произошло?», «Он называл вам фамилии Костюхин и Д.?», «Суть ваших показаний, от того, что они записаны от лица П., не меняется?», «П. рассказывал вам, как был одет Ч., Костюхин, Д.?», «В барсетке находились деньги?», «Вы не узнавали у потерпевшего, почему в барсетке находилась такая сумма?».

При таких обстоятельствах, когда в начале оглашались сведения, содержащиеся в протоколах допроса свидетелей, о которых они ничего суду не поведали, а затем задавались им вопросы, касающиеся того, что только что было оглашено, имелись все основания такие вопросы судьи считать наводящими. Кроме того, судья задавал их свидетелям в то время, когда я только начинал их допрашивать и свой допрос ещё не закончил. И этот факт подтверждается протоколом судебного заседания. Тем самым я был лишен возможности допросить свидетелей по тем противоречиям, что возникли в результате их показаний на следствии и в суде. Исследуя оглашенные судьей протоколы допросов потерпевшего П. и свидетелей Ц. и Б., я обратил внимание судьи на то, что протоколы составлены с нарушениями требований ст. 189,190 УПК РФ, а также на то, что подтвержденные, как достоверные, с помощью вопросов судьи, показания, содержащиеся в протоколе Ц., не соответствуют фактическим обстоятельствам дела и собранным по делу доказательствам. Так, в оглашенных судьей показаниях Ц, данных им на предварительном следствии, было записано о том, как потерпевший П. опознал Ч., Костюхина А.А. и Д. Но допрошенный 01 марта 2008 г. Ц. такого не мог знать, так как опознание Ч. и К. проходило 24 марта 2008 г., а Д. потерпевший П. опознавал 17 апреля 2008 г. При таких обстоятельствах не было никаких оснований считать, что на следствии свидетели говорили именно то, что записано в их протоколах.

При оглашении протокола очной ставки потерпевшего П. с Д., судья стал выборочно зачитывать записанное в протоколе, упуская при этом утверждения потерпевшего П. о том, что он сам звонил Ч. после того, как у него угнали автомобиль, и сам просил его вернуть автомашину за определенное вознаграждение, что он сам разговаривал с девушкой, которой, как он полагает, затем Ч. передал трубку. Эти сведения были очень важны для защиты Костюхина А.А., поскольку в суде потерпевший П. заявил, что это все делал не он, а Ц. Тем самым председательствующим по делу судьей Л. были нарушены:

- требования ч. 3 ст. 123 Конституции РФ, обязывающей осуществлять судопроизводство на основе состязательности и равноправия сторон;

- требования ст. 15 УПК РФ, обязывающей судью не выступать на стороне обвинения и создавать необходимые условия для исполнения сторонами предоставленных им прав;

- требования ст. 274, 277, 278 УПК РФ предоставляющих право защите исследовать доказательства, допрашивать потерпевших и свидетелей после того, как их допросит сторона обвинения, а также обязывающих судью задавать вопросы свидетелю только после его допроса сторонами;

- требования ст. 281 УПК РФ, обязывающей судью только принимать решение об оглашении показаний потерпевшего и свидетеля, ранее данных при производстве предварительного расследования и разрешающей ему (судье) принимать такое решение только по ходатайству стороны. Судья вновь оставил без удовлетворения мои ходатайства об исключении доказательств, мотивируя свое решение тем, что они не были непосредственно исследованы в судебном заседании. Однако, и после того, как в ходе судебного следствия было установлено, что эти доказательства были получены с нарушением требований УПК РФ, судья не принял никаких мер для исключения недопустимых доказательств.

Так, в суде исследовался протокол опознания Костюхина А.А. Л. и я обращал внимание судьи на то, что опознание проведено с нарушением требований ст. 166 и 193 УПК РФ, а именно:

- потерпевшему Л. на опознание был предъявлен Костюхин А.А., который никак не соответствовал тем приметам и особенностям, о которых говорил в своих показаниях Л. на предварительном следствии;

- Костюхин А.А. предъявлялся на опознание с лицами, которые были моложе его на 10 и 6 лет, поэтому никак не могли быть внешне сходными с Костюхиным А.А. Расписываясь в протоколе за разъяснение порядка производства опознания, Л. не мог не видеть, кого он опознает и где уже находится опознаваемый, так как его подпись стоит в протоколе сразу же за указанием в нем, что Костюхин А.А. «по собственному желанию занял крайнее место слева» среди предъявляемых для опознания лиц. Содержание объяснений Л, изложенных на второй странице протокола предъявления лица для опознания, со всей очевидностью свидетельствуют о том, что Л. не только знал, где находился Костюхин А.А. среди опознаваемых, но и заранее, до того, как стал известен результат опознания, знал фамилию, имя и отчество Костюхина А.А., поскольку в своих объяснениях прямо их называет.

Но самое главное, я обратил внимание судьи на то, что протокол опознания не имеет юридической силы и не может использоваться для доказывания виновности Костюхина А.А. в предъявленном ему обвинении потому, что, он составлен без учета требований ч. 10 ст. 166 УПК РФ об обязательном удостоверении подписью Л. предупреждения его об ответственности по ст. 307 УК РФ за дачу заведомо ложных показаний. Подпись Л. на второй странице после предупреждения его об уголовной ответственности по ст. 307 УК РФ за дачу заведомо ложных показаний отсутствует. В этом удостоверился и сам Л., которого судья пригласил для осмотра протокола и выяснения где на нем стоят подписи опознающего.

Однако этот протокол опознания Костюхина А.А. Л., вопреки требований ч. 4 ст. 88 УПК РФ не был признан судьей недопустимым доказательством, как полученный с нарушением норм УПК РФ при его составлении и проведении опознания. Более того, судья, отложив допрос П., стал выяснять у потерпевшего Л. готов ли он оценить стоимость машины самостоятельно.

Тем самым председательствующим по делу судьей Л. были нарушены:

- требования ст. 2 Конституции РФ, устанавливающей, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью, что признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства;

- требования ст.15 Конституции РФ обязывающей органы государственной власти и должностных лиц соблюдать Конституцию РФ и законы;

- требования ст.18 Конституции РФ, устанавливающей, что содержание и применение закона обеспечиваются правосудием;

- требования ст. 50 Конституции РФ обязывающей судью при осуществлении правосудия не допускать использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона;

- ст. 7 УПК РФ обязывающей суд признавать недопустимыми доказательства, полученные с нарушением норм УПК РФ;

- ст. 75 УПК РФ, устанавливающей, что полученные с нарушением требований УПК РФ доказательства являются недопустимыми, что они не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания любого обстоятельства, предусмотренного ст. 73 УПК РФ;

- требования ст. 88 УПК РФ, обязывающей суд при наличии обстоятельств, изложенных в ст. 75 УПК РФ, признавать доказательство недопустимым. При этом суд вправе признать доказательство недопустимым по ходатайству сторон и по собственной инициативе в порядке, установленном ст. 234 и 235 УПК РФ. Действия (бездействие) судьи Л. давали основания полагать о его неподчинении Конституции РФ и федеральному закону. Грубейшие нарушения требований Конституции РФ и процессуального закона, лишили меня и моего подзащитного Костюхина А.А. возможности защищаться от незаконного и необоснованного обвинения, то есть повлекли нарушение наших прав как стороны в уголовном процессе. Нарушения, допущенные судьей во время судебного следствия, давали основания полагать о его предвзятом отношении ко мне и к Костюхину А.А., а также о его стремлении любой ценой вынести обвинительный приговор. В целях защиты прав и законных интересов своего подзащитного Костюхина А.А. я был вынужден вторично обратиться в квалификационную коллегию судей г. Москвы и к председателю Московского городского суда О.А. Егоровой с просьбой направить представление в квалификационную коллегию судей, для принятие к судье Л. мер дисциплинарной ответственности в соответствии с положениями ст.3 и 12.1 ФЗ «О статусе судей в РФ».

Об этих обстоятельствах я также указал в своем заявлении о повторном отводе судьи, но судья вновь оставил себя для осуществления «правосудия». Дальнейшее судебное разбирательство по делу все больше убеждало меня в неспособности Л. выполнять обязанности судьи, поскольку каждый раз его действия (бездействие) и решения со всей очевидностью свидетельствовали о неподчинении им Конституции РФ и федеральным законам.

Даже после того, как в ходе судебного следствия было установлено, что протокол предъявления лица для опознания был получен с нарушением требований УПК РФ, судья не принял никаких мер для исключения его, как недопустимого доказательства. Я вновь ходатайствовал о том, что опознание проведено с нарушением требований ст. 49 Конституции РФ, обязывающей доказывать виновность Костюхина А.А. в предъявленном ему обвинении в порядке, установленном федеральным законом, а также нарушениями порядка уголовного судопроизводства, который изложен в ст. 1, 164, 166 и 193 УПК РФ, а именно: потерпевшему Л. на опознание был предъявлен Костюхин А.А., который никак не соответствовал тем приметам и особенностям, о которых говорил в своих показаниях Л. на предварительном следствии. Так, Л., будучи допрошенным, в качестве потерпевшего следователем на следующий день после угона его автомашины, показал, что молодой человек, который угнал его автомобиль, был мужчина славянской внешности, возраст 18-21 год, худощавого телосложения, волосы средней длины не естественно черного цвета, видимо крашенные, глаза карие, лицо с острыми чертами, подбородок широкий, губы узкие, скулы чуть-чуть выступают, лоб широкий, была небольшая «козлиная» бородка. Особых при-мет у него не было. Одет был в коричневую «дутую» матерчатую куртку, черный свитер, брюки с заниженной талией коричневого цвета, вязанную бейсболку серого цвета с красной окаемкой, на левой руке на безымянном пальце было широкое кольцо из металла желтого цвета (видимо золотое) с камнем зеленого цвета. При задержании Костюхина А.А. и Ч. проводилась видеозапись сотрудниками, пресслужбы ГУВД г. Москвы. Эта видеозапись была показана неоднократно на телеканале «НТВ» в программе «Чрезвычайное происшествие» (ЧП) и телеканале «ТВЦ» в программе «Петровка, 38». Суду была представлена видеозапись, которая транслировалась на телеканалах, а после её просмотра участниками судебного следствия, диск, на котором зафиксирована видеозаписью задержания Ч. и Костюхина А.А., был приобщен к материалам уголовного дела. Все участники судебного следствия в ходе просмотра видеозаписи удостоверились в том, что Костюхин А.А. ни одним из признаков, которые назвал Л., не соответствовал. Было достоверно известно, что Костюхину А.А. шел 28 год, а Л. называл возраст – 18-21 год. На фотографиях, которые были сделаны с диска, представленного суду видно, что на момент задержания волосы у Костюхина А.А. на голове светло-русые, коротко острижены с пробором направо, а ни «не естественно черного цвета, возможно крашенные», как говорил Л. Подбородок у Костюхина А.А. не широкий, а узкий, скулы скорее впалые, чем чуть-чуть выступающие. Лоб не широкий. Никакой «козлиной» бородки не было. Костюхин А.А. был чисто выбрит. Одет Костюхин А.А. был не так, как его описал Л. и при задержании у Костюхина А.А. не изымалось широкое кольцо из металла желтого цвета (видимо золотое), о котором говорил Л. Под приметы и особенности, которые назвал в своих показаниях Л., больше подходил к подозреваемому Ч.

Было достоверно известно, что ему только исполнилось 20 лет. На фотографиях, которые сделаны с видеозаписи диска, представленного суду, видно, что на момент задержания Ч. имел волосы средней дины не естественно черного цвета, видимо крашенные. Он худощавого телосложения. Лицо с острыми чертами, подбородок широкий, губы узкие, скулы чуть-чуть выступают, лоб широкий. На левой руке на безымянном пальце Ч. имел широкое кольцо из металла желтого цвета (видимо золотое). Я обращал внимание суда на то, что при наличии таких обстоятельств, следователь предъявил на опознание Л., почему-то не Ч., а Костюхина А.А., несмотря на то, что они были задержаны одновременно. Видимо, кому-то очень хотелось все связанное с угоном автомобилей, представить как похищение автомобилей организованной группой.

Кроме того, 27 летний Костюхин А.А. предъявлялся на опознание с несовершеннолетним статистом, которому было только 17 лет. Второй статист был моложе Костюхина А.А. на 6 лет. Поэтому нет никаких оснований считать, что они были внешне сходными с Костюхиным А.А, как того требует ст. 193 УПК РФ. Ближе к таким статистам по возрасту подходил Ч., которому шел 21 год. Использование по делу такого недопустимого доказательства, каким является протокол опознания Л. Костюхина А.А., могло привести к вынесению заведомо неправосудных решений. Поэтому я в третий раз просил суд исключить из числа доказательств протокол опознания Костю-хина А.А. Л., как составленный с нарушением требований ст. 164,166 и 193 УПК РФ. Однако в моем ходатайстве председательствующим по делу судьей Л. было отказано. Свое решение судья мотивировал тем, что потерпевший Л. в судебном заседании показал об обстоятельствах его допроса (с указанием примет лица, совершившего в отношении него преступления), а также обстоятельствах опознания им Костюхина А.А.; что не имеется оснований утверждать, что Л. заранее знал место расположения опознаваемого, а также его фамилию, имя и отчество, поскольку ставил подпись в протоколе после занесения об этом данных в протокол опознания, так как Л. в суде пояснил, что протокол был составлен по окончании следственного действия, что нарушений требований ст. 166 и ст. 193 УПК РФ и в этой части не имеется.

Эти доводы судьи не соответствуют действующему законодательству, собранным по делу доказательствам и содержанию протокола предъявления лица для опознания, в котором указано, что «Перед началом опознания Костюхину Алексею Александровичу было предложено занять любое место среди предъявляемых для опознания лиц», что «Перед началом опознания участвующим лицам разъяснен порядок производства опознания лица, а понятым их права, обязанности и ответственность, предусмотренные ст. 60 УПК РФ», что «Перед началом опознания Лукин предупрежден об ответственности по ст. 307 УК РФ за дачу заведомо ложных показаний». В соответствии с требованиями ч. 5 ст. 164, ч. 4 ст. 166 и ч. 4 ст. 193 УПК РФ эти процессуальные действия в протоколе должны описываться в том порядке, в каком они производились, а в соответствии с требованиями ч. 10 ст. 166 УПК РФ, их достоверность должна удостоверяться подписями участников опознания не после того как опознание проведено, а до того, как опознающий укажет на одно из предъявленных ему лиц.

Более того, такие утверждения свидетельствуют о том, что судья, безосновательно заранее считает показания Л., о том, что протокол составлялся по окончании следственного действия, имеющими большую силу, чем, сведения, изложенные в самом протоколе предъявления лица для опознания и удостоверенные подписями лиц, которые принимали участие в опознании, включая и Л.

Никаких примет лица, совершившего в отношении него преступление, как утверждает судья в своем постановлении, Л. в суде не назвал. Об этом свидетельствует протокол судебного заседания. Так, на вопрос государственного обвинителя «Вам кто-нибудь предъявлялся для опознания?», Л. показал, что «Да, Костюхина А.А. мне предъявляли. Меня вызывали вечером, меня завели в комнату, сидели три человека. Я указал на Костюхина А.А.».

Таким образом, показания Л. об обстоятельствах опознания им Костюхина А.А. свидетельствуют лишь о нарушениях порядка проведения опознания и в них ничего не сообщается даже о приметах, по которым он познал Костюхина А.А. Поэтому прокурор в суде вынужден задавать уточняющие вопросы: «Понятые присутствовали?». Л. ответил: «Да, два человека». На вопрос прокурора: «Они были похожи по возрасту с Костюхиным?». Л. ответил: «Да, все были примерно одного возраста». Этот ответ заставил прокурор усомниться, и он спросил: «Вы уверены». Л. ответил: «Да», ничем не мотивируя, на чем основывается его уверенность. На мой вопрос: «Как вы его опознали?». Л. ответил: «По лицу, у меня хорошая зрительная память. Я видел его с расстояния 30 см.». Таким образом, показания Л. со всей очевидностью свидетельствуют о том, что опознание Костюхина А.А. проводилось без учета сведений о приметах и особенностях лица, которое предстояло предъявлять для опознания.

Кроме того, заявляя о том, что он видел назвавшегося ему «Дмитрием» молодого человека, с расстояния 30 см., потерпевший Л. никаких примет и особенностей лица Костюхина А.А., по которым он опознал его, на суде не назвал. Как и в ходе, данных им при опознании Костюхина А.А объяснений, он не назвал ни одной черты лица, которые бы соответствовали тем, о которых Л. говорил в своих показаниях. Более того, в своих объяснениях во время опознания Костюхина А.А. Л. говорит, что он опознал его «по волосам», но как свидетельствует видеозапись задержания Костюхина А.А., сделанная сотрудниками милиции пресслужбы ГУВД г. Москвы, за сутки до предъявления его для опознания Л., волосы на голове Костюхина А.А. были не «средней длинны не естественно черного цвета, видимо крашенные», а коротко подстриженные с пробором направо, светло-русые, не черного цвета и не крашенные.

В судебном заседании обозревался фоторобот, составленный со слов Л. При этом среди признаков внешности разыскиваемого Л. указал: мужчина на вид 18-21 год, волосы черные крашенные, средней длины, зачесаны налево. Поэтому даже на прямой вопрос судьи: «На лицо вы его обратили внимание?». Л. смог только сказать: «У меня хорошая зрительная память, я его сразу узнал».

Таким образом, и председательствующему по делу судье Л. он не назвал никаких примет лица, по которым опознал Костюхина А.А. Исследованные в суде материалы свидетельствовали о том, что назвать конкретные приметы и особенности лица, по которым он опознал Костюхина А.А., Л. не мог. Поскольку должен был бы давать показания, которые не соответствовали тем показаниям о приметах и особенностях лица молодого человека по имени «Дмитрий», угнавшего его автомобиль, что он давал ранее.

В этой связи утверждения судьи Л. о том, что потерпевший Л. в судебном заседании показал об обстоятельствах его допроса (с указанием примет лица, совершившего в отношении него преступления), не соответствуют и тому, что изложено в протоколе судебного заседания. Показания Л. о том, что протокол был составлен по окончании следственного действия, свидетельствуют о том, что опознание проводилось с нарушениями требований ст. 165,166 и 193 УПК РФ.

Так, ч. 4 ст. 166 УПК РФ устанавливает, что в протоколе описываются процессуальные действия в том порядке, в котором они производились. Поэтому есть все законные основания полагать, что запись о том, что «Перед началом опознания опознаваемому Костюхину Алексею Александровичу было предложено занять любое место среди предъявляемых для опознания лиц. Он по собственному желанию занял крайнее место слева», была сделана до того, как опознание было завершено, поскольку ч. 4 ст. 193 УПК РФ прямо указывает, что «Перед началом опознания опознаваемому предлагается занять любое место среди предъявляемых лиц, о чем в протоколе (перед началом опознания) делается соответствующая отметка».

Только после этого опознающее лицо может быть приглашено в помещение, где находятся предъявляемые для опознания лица. Если судья доверяет показаниям Лукина о том, что «протокол был составлен по окончании следственного действия», то следует признать, что при опознании были нарушены требования ст. 166 и 193 УПК РФ, и в протоколе процессуальные действия описаны не в том порядке, в каком они проводились.

Кроме того, ч. 5 ст. 164 УПК РФ обязывает следователя перед началом опознания участвующим в деле лицам разъяснить порядок производства опознания лица, а понятым, до начала опознания разъяснить их права, обязанности и ответственность, предусмотренные ст. 60 УПК РФ. Все это, согласно требований ч. 10 ст. 166 УПК РФ, должно быть удостоверено подписями участников следственных действий. Если судья доверяет показаниям Л. о том, что «протокол был составлен по окончании следственного действия», то следует признать, что при опознании были нарушены и требования ст.60, ч. 5 ст. 164, ч.4 и 10 ст. 166 УПК РФ.

В протоколе предъявления лица для опознания указано, что «Перед началом опознания опознающий потерпевший Л. предупрежден об ответственности по ст. 307 УК РФ за дачу заведомо ложных показаний». Если судья доверяет показаниям Л. о том, что «протокол был составлен по окончании следственного действия», то в таком случае следует признать, что в протоколе описываются процессуальные действия не в том порядке, в каком они в действительности производились и в этом случае следует признать, что были нарушены требования ч.5 ст. 164 ч. 4 ст. 166 УПК РФ.

Таким образом, если судья считает, что «протокол был составлен по окончании следственного действия», то все изложенные в нем сведения о процессуальных действиях, следует признать не соответствующими действительности и порядку, при котором фактически проводилось опознание Костюхина А.А. Такой протокол, как не соответствующий тому, как фактически проводилось опознание Костюхина А.А., и как составленный с нарушениями требований УПК РФ, судья обязан был признать недопустимым доказательством. Но этого не произошло.

Утверждения судьи в постановлении о том, что «Протокол опознания Л. Костюхина А.А., отвечает требованиям, предъявляемым ст. 166 и ст. 193 УПК РФ, не соответствуют содержанию протокола опознания и требованиям ст. 1, 60 и п. 3 ч.3 ст. 166 УПК РФ. Так, в ст. 60 УПК РФ установлено, что понятыми не могут быть несовершеннолетние.В протоколе опознания нет сведений о том, какой возраст имели на момент участия в опознании понятые. Тем более что в этом же протоколе в качестве лиц, предъявляемых на опознание, указан статист, которому только 17 лет. В этой связи в протоколе опознания должны быть указаны не только фамилия, имя и отчество каждого лица, участвовавшего в опознании в качестве понятого, но и данные, которые могли бы удостоверить факт того, что понятые не были несовершеннолетними. Эти требование п. 3 ч.3 ст. 166 УПК РФ не были выполнены.

Более того, в своем постановлении судья утверждает, что Л. предупрежден об уголовной ответственности по ст. 307-308 УК РФ, о чем имеется его подпись. Тем самым судья утверждает, что мои доводы, изложенные в моем ходатайстве о том, что подпись Л. на второй странице после предупреждения его об уголовной ответственности по ст. 307 УК РФ за дачу заведомо ложных показаний отсутствует, не соответствуют действительности, а если проще, то адвокат лжёт. Поэтому после оглашения судьей своего постановления, я попросил предоставить возможность участникам процесса обозреть протокол предъявления лица для опознания. Это ходатайство было удовлетворено и все участники процесса, включая и государственного обвинителя, смогли удостовериться, что в протоколе нет подписи Л., удостоверяющей предупреждение его об уголовной ответственности по ст. 307-308 УК РФ.

Таким образом, было установлено, что судья, опровергая мои доводы о том, что нет подписи Л., удостоверяющей факт предупреждения его об уголовной ответственности по ст. 307-308 УК РФ, ссылается на сведения, которые не содержатся в протоколе опознания. Такие действия (бездействие) и решения судьи не только дают основания полагать, что судья лично и прямо заинтересован в исходе данного уголовного дела, но и свидетельствуют о том, что судья уже оценивает доказательства без учета правил их оценки, изложенных в ст. 17 и 88 УПК РФ, а также совокупности имеющихся в уголовном деле сведений. Судья, игнорируя требования закона, без всякого стеснения в своем постановлении заявляет о том, что в протоколе опознания подпись Л. о его предупреждении, об уголовной ответственности по ст. 307-308 УК РФ имеется, в то время как её там фактически нет.

Всё это даёт основания полагать и об утрате чувства нравственной ответственности за свои действия (бездействия) и решения перед участниками уголовного судопроизводства со стороны защиты. Нарушения, допущенные судьей во время судебного следствия, давали основания полагать о его предвзятом отношении ко мне и к Костюхину А.А., а также о стремлении любой ценой вынести обвинительный приговор.

Защищая права и законные интересы своего подзащитного Костюхина А.А. я был вынужден в третий раз обратиться в квалификационную коллегию судей г. Москвы и к председателю Московского городского суда О.А. Егоровой с просьбой направить представление в квалификационную коллегию судей, для принятие к судье мер дисциплинарной ответственности в соответствии с положениями ст.3 и 12.1 ФЗ «О статусе судей в РФ». Таким образом, трижды вынуждено предпринятые мною действия в защиту прав Костюхина А.А. могли иметь для судьи Л. неблагоприятные личные последствия, отрицательно повлиять на его дальнейшую профессиональную деятельность. А это значит, что судья Л. не мог объективно и непредвзято рассматривать уголовное дело.

Названные обстоятельства вызывали серьезные сомнения в беспристрастности судьи, поскольку в сложившейся ситуации его действия (бездействия) и решения не только давали основания полагать, что он лично заинтересован в исходе дела, но и прямо свидетельствовали об этом. Однако и это обоснованное заявление о его отводе было оставлено судьей без удовлетворения. Таким образом, трижды предпринятые мною попытки отстранить от осуществления правосудия судью Тушинского районного суда г. Москвы Л. за неподчинение им Конституции РФ и федеральным законам оказались безрезультатными. Да, как и могло быть иначе, если законодательно определено, что решать вопрос об отводе судьи может только тот судья, которому отвод заявлен.

Мои неоднократные обращения в Квалификационную коллегию судей г. Москвы и к председателю Московского городского суда также никакого влияния на судебный произвол не оказали. Председатель квалификационной коллегии судей г. Москвы уведомил меня о том, что он не вправе вмешиваться в рассмотрение дела в интересах той или иной стороны. Но я не просил вмешиваться в рассмотрение дела, а аргументировано излагал факты неподчинения судьи Л. Конституции РФ и федеральным законам, что согласно ст. 3 и 12.1 ФЗ «О статусе судей в Российской Федерации» признается дисциплинарным проступком, за совершение которого на судью может быть наложено дисциплинарное взыскание. Положение п.1 ст. 12.1 ФЗ «О статусе судей в Российской Федерации» и Конституционный Суд РФ, в своем Постановлении от 28 февраля 2008 г. 3-П, признал не противоречащем Конституции РФ. Согласно п. 8 ст. 19 ФЗ «Об органах судейского сообщества в РФ» квалификационная коллегия судей наделена правом налагать дисциплинарные взыскания на судей, за совершенные ими дисциплинарные проступки. Но председатель квалификационной коллегии судей г. Москвы уверяет меня, что квалификационная коллегия судей этого делать не может. Фактически единственный в России законный орган способный противодействовать судебному произволу отказался от исполнения им своих обязанностей.

Наличие обстоятельств, которые изложены в моем обращении в квалификационную коллегию судей г. Москвы не позволяет дожидаться проверки законности и обоснованности судебных актов посредством рассмотрения дела судами кассационной и надзорных инстанций. Тем более, что эти инстанции проверяют только законность и обоснованности судебных решений. Действия (бездействие) судьи при осуществлении правосудия ими не рассматривается. Например, допрос судьей потерпевших и свидетелей до того, как они были допрошены сторонами. Произвольное оглашение показаний свидетелей и потерпевших, когда потерпевшего допрашивает защитник. Произвольный отказ приобщить к делу вещественные доказательства, имеющие значение для дела. Игнорирование доводов, изложенных в ходатайствах и заявлениях адвоката и.т.п. При таком поведении судьи остается только одна возможность защитить права и свободы своего подзащитного путем обращения в квалификационную коллегию судей. И эта защита определена законодательно путем использования процедур квалификационной коллегии судей, которая вправе за нарушение судьей обязанности неукоснительно соблюдать Конституцию РФ и другие законы, наложить на него дисциплинарное взыскание в виде предупреждения или досрочного прекращения полномочий судьи. При этом квалификационная коллегия судей оценивает не только принимаемые судьей решения, но и действия (бездействия) при осуществлении правосудия.

Законодательно созданная для защита от судебного произвола организация – квалификационная коллегия судей г. Москвы, отказалась делать то, что ей предписывает закон. Поэтому, руководствуясь ст. 17 ФЗ «Об органах судейского сообщества в РФ», я просил Высшую квалификационную коллегию судей РФ рассмотреть вопрос о правомерности действий (бездействии) и принятом решении председателем квалификационной коллегии судей г. Москвы по моему обращению на действия (бездействия) и решения судьи Тушинского районного суда г. Москвы Л.

Несмотря на рекомендации Пленума Верховного Суда РФ, изложенные в п. 18 Постановления от 31 мая 2007 г. № 27 к председателям судов принимать меры к предотвращению нарушений судьями профессиональной этики и по каждому факту нарушения требований Закона РФ «О статусе судей в РФ» и Кодекса судейской этики решать вопрос о привлечении судей к дисциплинарной ответственности, все три моих обращения к председателю Московского городского суда остались не разрешенными. Никакой работы проделано не было по принятию и своевременному рассмотрению моих заявлений на действия судьи Л., нарушающего не только Закон, но и присягу судьи «честно и добросовестно исполнять свои обязанности, осуществлять правосудие, подчиняясь только закону, быть беспристрастными и справедливыми, как велит мне долг судьи и моя совесть». Меня лишь уведомили о том, что вмешательство в деятельность судьи по осуществлению правосудия недопустимо.

Таким образом, правовые механизмы, которые позволяли бы отстранить судью по причине неспособности выполнять им обязанности судьи, в России отсутствуют. Все это не может не подрывать не только авторитет судебной власти, но и негативное влияние оказывает на Президентскую власть, поскольку в соответствии с положениями ст. 83 Конституции РФ, Президент РФ формирует исполнителей судебной власти, назначая их осуществлять правосудие.

Судебное разбирательство по делу Костюхина А.А. продолжается. После исследования материалов уголовного дела по эпизоду обвинения его в совершении разбойного нападения на потерпевшего Л., я заявил ходатайство о прекращении уголовного преследования Костюхина А.А. за непричастностью его к совершению преступления, предусмотренного п. «б» ч. 4 ст. 162 УК РФ по признакам п.1 ч. 1 ст. 27 УПК РФ. Продолжение «правосудия» следует.

Осин Владимир Владимирович

кандидат юридических наук, адвокат МГКА.

Опубликовано в журнале "Адвокат" № 4, 2009 г., С. 75-84